1. Имя
Имени у девушки три... Первое дано ей при рождении – Сольвейг.
Второе, приобретенное после семнадцати лет – Альвдис.
Представляется именем Рейвен. Это имя ей дали те, кто случайно и мало видел – те, у кого Альвдис могла остановиться на ночлег, или просто случайные попутчики. Но у страха, как известно, глаза велики, да и молва распространяется быстро...
2. Ваша раса
Человек, маг.
3. Возраст
30 лет. На вид лет двадцать-двадцать пять.
Помним, что, хоть Рейвен и проживет больше людей, она смертна. Приблизительный срок ее жизни составляет 160-170 лет.
4. Пол
Женский, вестимо.
5. Внешность
Рейвен внешне не похожа на тех, кто может с первого взгляда понравится мужчине. Раньше – была. Но после некоторых событий своеобразное сияние она потеряла. После семнадцати лет Сольвейг, переименовавшись в Альвдис, начала стремительно меняться не только внутренне, но и внешне. Если раньше у нее была женственна фигура, плавный, мягкий силуэт, русые волосы и светлые, светящиеся карие глаза (Сольвейг – «солнца луч»), то со временем Альвдис преобразилась. Конечно, виной всему было то, что девушка начала активно заниматься магией. За внутренним миром начал меняться внешний. Волосы теперь уже Альвдис стали иссиня-черного цвета, они отливали синим на свету, солнечном или лунном – без разницы. Доходили они почти до поясницы, но стрижка была неровная, потому большинство прядей едва доставало до лопаток. А какая еще стрижка будет при такой-то жизни...
Черты лица резкие, правильные. Прямой нос, губы утратили юношескую пухлость и истончились, обветрились. Но лицо все-таки похоже на прежнее лицо Сольвейг, только кожа словно бы сильнее обтянула череп.
Кожа эта, кстати, стала снежно-белой, начала отливать нездоровым фиолетовым оттенком. Но оттенок появляется только при лунном свете, днем Альвдис кажется просто очень бледной. Загар к светлой коже не пристает абсолютно. На щеках порой присутствует нездоровый алый румянец, тем не менее, прибавляющий привлекательности.
Зубки белые и немного более острые, чем у нормальных людей.
Глаза...
«Я не забуду черных глаз, глубоких, словно Бездны мрак,
Я видел их всего лишь раз, но позабыть не смог никак» (с) Тэм
Глаза действительно затягивают, словно глубокий темный омут. И выбраться оттуда не так просто.
Правда, эти глубокие агатовые очи холодны, словно лед.
Голос у девушки высокий и холодный. В нем порой присутствует некоторое презрение. Частыми гостями являются также издевательские нотки. Альвдис держит себя выше собеседника.
Рейвен высока, рост ее приблизительно метр семьдесят - метр семьдесят пять.
Ладони так называемого «философского» типа, узкие, пальцы длинные. На этих пальцах имеется несколько перстней и колец, ни одно из них не является простым украшением, в каждом заключена небольшая сила. Так, пара колец у Рейвен выполняют функцию щита – это кольца с бриллиантом и изумрудом, камни в них способны взорваться, поймав в себя весь заряд, направленный в Альвдис с угрожающими намерениями. Еще одно колечко с темным аквамарином содержит в себе слабенького духа. Этот девушкой не используется, просто есть на крайний случай.
На запястье левой руки имеется браслет, плетенный из серебряных нитей. Этот залечивает. Профессия Альвдис такова, что порой требуется для магии кровь. Ловить собак-кошек или убивать людей – неоправданно жестоко. Так сказать, овчинка выделки не стоит. По этому порой страдают собственные вены девушки, которые залечивает браслет. Даже шрама не остается.
Одета Альвдис обычно в балахон-мантию, тау-мантию, невероятно похожую по цвету на ее волосы. На элегантном тонком поясе, тоже плетеном из серебряных нитей, висит небольшой тонкий фиолетовый кристалл. Функции у него самые разные, подробнее – в способностях.
И последнее из одежды – необычный плащ, представляющий собой нашитые на тонкую шелковую материю длинные черные перья. Черные с синим отливом. Чьи перья – даже не спрашивайте....
Под одеждой же скрыто худощавое, жилистое тело. Никаких мышц, перекатывающихся и играющих под кожей. Выносливость и невероятная ловкость – для этого, конечно, мышцы есть. Но до всяких там рыцарей и силачей, играючи перекидывающих над собой связанные цепью тридцатикилограммовые гири, нам очень далеко.
P.S. Так же, я думаю, к внешности можно отнести и такую деталь - рядом с Альвдис постоянно кружат два ворона. Откуда, как и почему – в Био
Воронов зовут ТорОн и ВалькЕр.
6. Характер
Рейвен – особа скрытная и молчаливая. Она слегка меланхолична, нелюдима. Иногда кажется, что Рейвен живет не этим миром, что все тревоги и заботы ей чужды. В этом есть доля истины, ведь Рейвен занимается одновременно и опаснейшим, и интереснейшим занятием – изучает Смерть. Не только изучает, но и работает с ней, что заставляет смотреть на мир через саму призму Смерти. Это не значит, что на месте живых людей или других существ она видит сухие костяки, а на месте лесов – ровные ряды могил, нет, ни в коем случае. Просто каждый поступок, каждое событие предстают в свете более... истинном, что ли? Да, наверное. Сразу становится понятно, как мало стоит каждая проделанная глупость, каждая неаккуратная мысль. Как это все невесомо и неважно. У Альвдис есть одна цель в жизни - она стремиться к тому, чтобы узнать как можно больше. Стремление к познанию мира, познанию устройства его и Вселенной – вот что является движущей и основной силой в ее жизни. Узнать истинную историю, не приукрашенную, без налета субъективности, заглянуть в недалекое будущее, видеть людей и их помыслы, вернее, даже не видеть, а скорее чувствовать - все это имеет для Альвдис куда большее значение, нежели простая жизнь. Никогда она не причисляла себя к «стаду», всегда была выше и отчужденна от него. Альвдис не принадлежит ни к каким организациям, влияющим на мировоззрение, у нее на все своя точка зрения, благо почва для этого есть. Фанатичности и глупому пустому убеждению она ни капли не подвержена. Рейвен всегда воспринимает знание критически, не полагается на веру и авторитеты. Собственная проверка, практика – только тогда это знание уложится в голове как истинное или, по крайней мере, возможное.
Любовь (Геката упаси, хе-хе) семейные связи – это все для холодной и гордой Альвдис вещь неземная, ненужная и недостижимая. Это не главное для нее, и редко кто-то может вызвать у Рейвен чувство симпатии. Интерес – да, пожалуйста, каждый третий. Но интерес этот будет носить сугубо теоритический и научно обоснованный характер, ни страстью, ни тем более влюбленностью там и не пахнет. Эдакий объект исследований. Разумеется, ни внешностью, ни брутальным, наглым поведением ее не заинтересовать, даже более, подобные попытки оттолкнут и опустят человека в глаза Рейвен.
На что-то вроде притяжения может рассчитывать маг ее уровня, который обладает органом из двух букв – умом (привет Задорнову). И ум для Рейвен не ограничивается вызубренными определениями, ум для нее – это стремление всегда рассуждать и задумываться над событиями, проишествиями, новостями. Правда, едва ли такие найдутся, ведь Рейвен не красива в принятой народом версии. Не шаблонна ее внешность.
Рейвен любительница поговорить на возвышенные, абстрактные темы, услышь которые прохожий со стороны – он ничегошеньки не поймет в сплетении слов, имеющих настолько общий и нечеткий смысл, что порой предложение кажется беспорядочным и бесмысленным. Для постороннего слушателя, естественно.
Друзьями могут быть как те, кто знает себе цену и умеет играть с людьми, так и личности благородные, с благородством вплоть до жесткости. Не признает Рейвен тех, кто слепо следует указке вышстоящих лиц. Не любит жо... кхм, извиняюсь, подхалимов. Не любит фанатиков, не любит наглых льстецов и бесстыжих до безобразия личностей. Т.е. в принципе в друзья попасть легко – нужно лишь иметь свою волю. А как ее использовать – это уже целиков ваш выбор.
Враги... такой категории у Рейвен нет. Просто потому, что, наряду с развитием сознания, пропадают некоторые ощущения и чувства. Так, возможна лишь неприязнь да презрение. К кому – зависит от самого существа и его отношения к миру.
Звание «враг» предполагает, что тот, кто носит это звание, равен тебе по силе. Являясь сторонницей теории Эйнштейна, я могу сказать, что такое возможно, ибо «все относительно» (с). Однако маловероятно, ибо Рейвен расчетлива: такого во враги заводить – себе дороже. Лучше остаться нейтральной. Разве что совсем уж неприязнь будет взаимная и безоговорочная. Но, я думаю, люди столь высокого развития и ума не будут делать глупостей и сохранят нейтралитет для бесед и общих исследований.
И напоследок пара отрывочков, хорошо характернизующих Альвдис:
«У каждого есть в жизни цель,
Тебе – Звезда, мне – Ночь и Мрак
Вам, светлым, - радость и добро,
Мне – скорбь и вечная печаль.
Нам общих не иметь дорог,
Я ухожу во Мрак, прощай...» (с) Тэм
«Тот, кто Сердца и Души лишен,
С ненавистью не заком!
Тот, кто Сердца и Души лишен,
Не испытывает боль!
Движет их желанием холодный расчет,
Огонь не греет и не охлаждает лед» (с) Эпидемия.
«Он не чувствует боли,
И всегда подставляет себя под удар.
Он спокоен, как море, забывшее,
Что такое вода...
Иногда, иногда, он замрет без труда...
И тогда он похож на памятник тем, кто не побеждал,
Оставаясь самим собой,
Оставаясь самим собой, не побеждал.
А когда все уйдут навсегда,
Позабыв обо всем,
Он не сможет уйти ни туда, ни сюда,
И с него мы начнем свой отсчет.» (с) Пикник.
7. Биография
19 ноября 1246 года.
Серым промозглым утром, настоящим осенним утром, в небольшом, но аккуратном деревянном доме, расположенном за стенами крепости, но еще в черте города, раздался звонкий и громкий крик, который вскоре стих. Казалось, в такт ему усилился на улице ветер, а в трубе завопил ветер. Однако новорожденная кричала слишком недолго, чтобы можно было сказать точнее. Знахарка удовлетворенно осмотрела малышку, обмыла, завернула в старую материну рубаху (не потому, что семья была бедная, а потому, что так материна энергетика защищала дочь) и подала раскрасневшейся, измученной, но очень счастливой женщине сверток. То была ее первая и единственная дочь.
- Я назову тебя Сольвейг, - сказала женщина, заглянув в глубокие, спокойные, голубые, как и у всех младенцев, пьющих материнское молоко, глаза. – Будешь нести свет в себе, будешь лучиком...
Знала ли она, что уж окружающим точно не свет нести будет ее дочь?..
А на улице с крыши в это время, царапнув кровлю когтями, сорвалась пара воронов и устремилась в серые, словно похоронный саван, небеса.
А еще лаяли собаки...
***
Время по-разному течет в разных мирах. Даже если они являются побратимами, отражениями друг друга. К сожалению, отражение, брошенное миром Адалия, попало на беспокойную поверхность озера, а не на гладкое зеркало. Произошли события, изменившие не только ландшафт. Изменились законы, изменились люди...
Иных рас, кроме людей, в Отраженной Адалии не было. Но зато люди стали куда искуснее и мудрее, достигли большего, нежели их побратимы в иных мирах.
Искоркой, росточком магии обладал каждый человек, но у большинства этот росточек был настолько слаб и мал, что его развитие привело бы к истощению и гибели человека.
Те же, у кого хватило сил и упорства дать толчок ростку и выходить его практиками и магической наукой, становились практически другой расой. Отличной по уму, по знаниям и по мыслям от людей.
Однако... Людям ведь обязательно надо кого-нибудь не любить, притеснять, ненавидеть...
Здесь, в Отражении не любили отличных от всех магов. Не будь магов, притесняли бы рыжих, или низкорослых – тех, кто вырывался бы из общей массы.
А ведь маги были вдобавок еще и лучше людей.
Пусть магам и было на это плевать с высокой колокольни.
Охота на ведьм процветала. Маги сжигались на кострах, растягивались на крестах, сажались на кол, оставлялись сидеть в клетках без еды и воды, обезглавливались, расчленялись, распинались, отравлялись, скармливались хищникам... Все, до чего могла дойти извращенная человеческая фантазия, - все использовалось.
Почет и уважение оказывались лишь тем немногим магам, что служили при дворе кунса. От природы одаренные, они не развивали в себе ничего, они сразу пользовались огромным и мощным резервуаром... растрачивая его не на приличествующее им изучение мира, а на прихоти кунса – погоду там исправить, или практически «сжечь» себя в попытке сделать видимыми и красочными свои манипуляции с прообразами.
Их уважали.
Иных самодумцев стремились изжить, ибо считалось, что все неприятности и беды от нечестивых и злых действ этих самых свободных магов.
Надо ли говорить, что маги никакого отношения к людской жизни не имели?
Но ведь надо же было кого-то винить.
Не себя же, право слово...
***
1258 год, 14 января.
Стужа опустошила городские улицы. Метель да буран рвали неплотно закрытые ставни, чуть не поднимали кровлю крыш.
Сольвейг, отчаянно закрываясь от ударяющих по лицу хлестов ветра с колкими снежинками, продиралась через лесок. До дома было всего ничего – но по чистому полю. 12-летней девочке этот путь был не по плечу.
Дернул же Безымянный пуститься в лес по рябину?!
Сейчас, прошедшая столько морозов, рябина была сладка. И кузовок за спиной был полон ягод. Вот только не оказалась бы цена чересчур высокой...
С высоты, неведомо как летя в такую пургу, спустились прямо под ноги девочки два ворона, заставив ту шарахнуться в сторону от неожиданности. Они синхронно каркнули, блеснув черными глазами. Оба словно и не летели сквозь зверский ветер и снег. Оба ворона были черные, чернее агата, чернее морской глубины. И сила в обоих чувствовалась о-го-го какая.
Сольвейг, прижав кулачки к груди, осторожно начала их обходить – внутренний голос подсказывал, что неспроста птицы приземлились здесь прямо на снег. Про то, что в поле, куда она пятилась, бушевали ветра, Сольвейг как-то позабыла.
Ненадолго. В спину ударил ветер, едва не опрокинув девочку на землю вместе с кузовком. Только мысль: «Не рассыпать бы ягоды» удержала Сольвейг от падения.
Вороны резко сорвались с места, закружились вокруг девочки. И своим воздушным танцем словно бы в купол объяли Сольвейг. Порой бросалась в лицо горсть колких снежинок, но редко.
Воспользовавшись моментом, Сольвейг бросилась к дому. И с легкостью его достигла, снег под ногами ни капли не проминался. Казалось, даже кузовок весил меньше, пока рядом были вороны. А в голове звучало:
«...Альвдис... Альвдис... Альвдис...»
Словно заклинание.
Калитка перед девочкой распахнулась сама собой. Дверь пришлось открывать руками. У двери вороны исчезли, ветер набрал прежнюю силу, но поздно. Жертва была спасена.
Сольвейг сдюжила, открыла дверь. Ягодку только оборонила.
- Сольвейг! Сольвеюшка! Деточка! Живая! Отец! Здоровая!..
А в пурге на порожке ворон раскопал, каркая, уже занесенную снегом ягодку и сорвался ввысь.
1260 год, 2 июня.
Шум, гам, дым... Несвязные, грубые, пошлые песни... Сольвейг вышла, в конце концов, из таверны. Там было ее любимое местечко – за шкафом стояло кресло, Сольвейг там никто не беспокоил, и она могла вдоволь почитать запретной литературы. Хозяин кабака не знал, что там делает девушка, Сольвейг же говорила, что просто отдыхает.
Хозяин верил. Он знал, что в ее семье не все было гладко.
Однако сегодня толпа разбушевалась сильнее, чем обычно. Не переставало скрипеть старое расстроенное пианино, пьяные голоса напевали простые и грубые песни. Даже в укромный уголок за шкафом долетал дым от папирос, самокурок и трубок.
Девушка опустилась на скамейку во дворе кабака. Сольвейг была одета в черные кожаные штаны и черный же кожаный плащ. Хотя и июнь, на улице почему-то было холодно.
Сольвейг не заметила, как к ней подошла красивая женщина с рыжими волосами, в коротком до неприличия красном платье. Платье было такое, что обзавидуешься – многослойная бархатная юбка, шелковый корсет с очень откровенным вырезом....
Но и на девушку легкого поведения похожа она не была – слишком гордо себя держала, слишком много было в ней силы и достоинства, слишком явная была в ней способность играть чужими судьбами. И ни капли подчиненности.
В общем, интересная девушка.
Инквизиторы таких сжигали первыми... Но ведьмы Отраженного мира не несли себя с таким достоинством, девушке не обязательно было даже скрываться.
Сольвейг думала, что та просто пройдет мимо, не удостоив выглядевшую по-мальчишески девушку в черных кожаных штанах и таком же плаще и взглядом. Однако нет.
Красавица свернула с тропы и присела рядом с Сольвейг. Аккуратно так присела, отточенным, плавным, но в то же время почти нападающим движением. Правда, Сольвейг это не испугало.
- Ну, здравствуй. – Голос у рыжеволосой был необычайно томным и бархатистым. Такие мужчин с ума сводят.
Девушка промолчала, только посмотрела на незнакомку пока еще светлыми, карими глазами.
- Вежливости тебя, наверное, не обучали.
- Меня не обучали так же вести разговоры с незнакомцами, - довольно-таки грубо ответила девушка. Что-то в рыжей ее пугало. Что-то отличало ее от любой ведьмы. Да что там – это что-то было мощнее и опаснее любой силы, включая дилетантские возможности Сольвейг. Даже то, что Сольвейг чувствовала в рыжеволосой, внушало опасения, а ведь она чувствовала далеко не все!
- Хм... – девушка отвернулась.
Подумав, Сольвейг все-таки сказала:
- Извините за грубость. Просто в моем родном городе не принято вот так заговаривать с посторонними.
Ведь девушка же была из другого города... Здесь ее Сольвейг еще ни разу не наблюдала...
(о множественности миров она пока еще не знала)
Девушка сначала посмотрела на Сольвейг, этаким оценивающим взглядом... А потом сказала:
- Ничего. Я понимаю, – и улыбнулась.
В лице же Сольвейг не дрогнул ни единый мускул.
- Ты еще так молода, так неопытна, но в тебе столько силы. Я чувствую, как она струится по твоим венам. Я чувствую, что твоя жизнь будет непростой, ты будешь велика, но будешь одинока... Я многое знаю, мне многое дано. Я знаю, что ты найдешь себя, но это будет дорого стоить. Великими не рождаются - ими становятся. И ты станешь, когда придет время...
Сольвейг лишь усмехнулась. Она и сама чувствовала в себе силу... но... Здесь при малейшей попытке раскрыться ее убьют, причем далеко не быстро и безболезненно
- Словами красивыми все горазды говорить. Однако на деле все обычно оказывается куда ниже и грязнее...
Девушка засмеялась в ответ, в холодном ночном воздухе ее смех разлетелся гулким эхом.
- Как ты еще молода, какие же ты глупости говоришь... Этот мир - не единственный: есть и другие, лучше, чище, где нет запретов, нет инквизиторов, где нет границ.
Сольвейг ответила:
- Хм... Пусть миры и есть... Однако же сомневаюсь, чтобы все было так радужно, как вы описываете. Договор будет всегда, всегда будут рамки... А иначе никак.
Потом Сольвейг добавила:
- И еще... потише, мне не улыбается быть сожженной завтра на костре. - Секунда молчания. - Я только вчера купила этот костюмчик.... - девушка указала рукой на свое кожаное мальчишечье одеяние - плащ и штаны.
- Пойдем, прогуляемся... - девушка снова засмеялась, увидев, как недоверие и страх колыхнулись в карих глазах ее невольной собеседницы. - Не бойся, я не съем тебя. Просто я хочу кое-что тебе показать. Может, отведешь меня туда, где нет и быть не может людей?
Сольвейг было очень интересно – но в то же время девушка не доверяла случайной знакомой. Что-то сделает эта женщина, что покажет? А не засланная ли это инквизиторами шпионка? Сольвейг всегда была невысокого мнения об их нравственности...
Однако коли уж идти – так идти до конца.
- Я не боюсь. Где не может быть людей?... - девушка вспомнила лес, где несколько лет назад чуть не погибла, и решила, что там сейчас никого не будет.
- За мной. - и она пошл по направлению к лесу.
Наконец, дошли до полянки в лесу. Там Сольвейг устроилась на старом валуне, вольготно положив ногу на ногу. Вся ее поза говорила об уверенности.
- Ну, и что?
- А ты смелая! - снова улыбнулась Файра, на этот раз уже тепло. - Можешь называть меня Фиера, и не выкай - смешно. Хочу показать тебе то, что есть за пределами твоего мира!
Фиера медленно подняла вверх правую руку, провела ладонью по воздуху, словно по оконному стеклу. В ответ воздух под ее рукой завибрировал, покрылся разводами, как будто капля воды упала в чашу, колебля водную гладь. Затем Файра так же медленно положила левую руку на плечо сидящей рядом девушки, заставив ее подняться на ноги, и притянула поближе к себе.
- Смотри, - шепнула она тихо.
Облако мерцающего воздуха словно пронизал свет, затем там стали появляться картинки, сменяя друг друга.
Сольвейг настолько удивилась, что даже не стала скидывать с плеча руку Фиеры, хотя обычно подобных жестов не терпела. Прямо перед ней словно в окне начали разворачиваться удивительные виды...
... Лес... странный, всем нутром девушка чувствовала, что он не простой, не такой, как тот, в котором она сейчас находилась....
...Долина... Долина, похожая на ирий...
...Табун кентавров.... Кентавров? Они же... их не существует...
... Городки, небольшие, но красивые, аккуратные... похожие на ее...
... Горы... Величественные, гордые, обрывистые... И... показалось ей или нет?... С крутого утеса спикировал грифон...
Их же не существует!
.... Одинокий, мрачный замок... он прямо-таки дышал силой, тайной и непоколебимостью... там словно бы было сосредоточение всех сил, которые могли вместить в себя резервуары....
Сольвейг моргнула - и исчезла картинка. Теперь она словно смотрела сквозь воду на деревья за "экраном". Эти деревья словно бы были на дне – так искажала их магия.
- Это.. это ведь сказка? - голос, как ни странно, не дрожал. Но Сольвейг не могла поверить в то, что где-то существуют грифоны и кентавры.
- Сказка? - на этот раз Фиера расхохоталась. Мда, эта девочка может развеселить кого угодно. - Сказки - это то, что тебе родители на ночь рассказывали. А то, что ты видела - реальность. Я видела их так же, как сейчас вижу тебя. Я каталась на пегасе, кормила единорога с руки, плескалась в море с русалками... Ну, пожалуй, все остальное пока не для твоих ушей...
Фиера улыбнулась своим воспоминаниям, которые явно были очень приятными и далеко не скромными.
- Этого не может быть. - в сознании девушки не могло такое уложиться... по крайней мере, так быстро.
- Здесь нет других рас, кроме людей. А там тогда почему есть? тем более... в таком количестве...
Сольвейг подумала и добавила
- И вообще, сказок мне не рассказывали...
- Оно и видно, - улыбнулась Файра. - Возможно, когда-нибудь тебе представится возможность убедиться в том, что то, что ты только что увидела, существует...
1263 год, 22 апреля.
Дородный маг, одетый в шелка и всячески обласканный кунсом, вел семнадцатилетнюю девушку под руку в свои покои. По пути шел у них разговор.
- Сложная наука, Сольвейг... учить тебя никто бы не взялся... Сложная это наука, опасная... И ответственность большая... Скажи отцу спасибо, уговорил... Говорил, страшно ему. Сожгут тебя... А так – и профессия, и безопасность... – бубнил маг.
- Уважаемый... – голосок был высокий, звонкий, как колокольчик. – А в чем работа моя будет состоять?
- Посмотришь сначала... Потом и травницей... и лекарем... и погодницей будешь... Все во благо кунса.
- Но я не хочу. – Сольвейг замедлила шаги, почти остановилась. Я науку хочу учить. Мир наш, его пределы, законы... Модели мира... Стихии...
- Неужто ереси наслушаться успела?! – всплеснул руками старый маг. – Выброси из головы это немедля, иначе смертный приговор себе пророчишь!
- Не буду, - упрямо сказала Сольвейг. Тихо, но четко – сразу чтобы стало ясно, что не шутит.
Затем она выдернула свою руку из ладони мага, развернулась и четким, быстрым шагом устремилась к выходу. В ее голове в это время проносились видения... то, что она вдела чуть больше года назад и то, что приходило к ней уже после встречи с ведьмой. Да, после той ночи в ней словно плотину прорвало – она осознавала себя во снах, могла там действовать, в лесу к ней «подходили» странные существа, полупрозрачные, красивые... Ветер и дождь начали слушаться ее...
Теперь ее не устроит участь придворной колдуньи...
- Я честно пытался... – пожал плечами маг. Проводив своенравную деву взглядом, он развернулся и пошел в свои покои.
1263 год, 15 апреля.
Луна бросала серебристые лучи свои на березовые ветви, под которыми сидела Сольвейг. Девушка сидела прямо на траве, спрятав ноги под себя. На ней было надето черное платье, простое, но изящное. Без корсетов и многослойных юбок. Простое свободное платье. Одна бретелька его съехала с плеча, оголив маленькие ранки. Откуда они появились?
Русые волосы были собраны сзади в высокий хвост. Он волной опускался на спину девушки, прикрывая голую спину. В резинку была вплетена черная роза.
У колен девушки сидел ворон. Сольвейг протягивала к нему руку. Ладонь ее была пуста.
Ворона это не смутила. Сверкая агатовыми глазами, он подошел, так, как ходить могут только вороны, к руке девушки и клюнул ее в ладонь. Мгновенно на напряженной белой коже выступила кровь. Алая капля смотрелась очень ярко и пугающе.
Ворон ее выпил. А потом он взлетел на плечо девушки. И стало понятно, откуда у Сольвейг ранки на плече. Коготки птиц отличаются необычайной остротой.
Второй ворон сидел над головой девушки в ветвях и что-то каркал. Словно бы призывно.
В голове Сольвейг, нестерпимо громко от близости ворона, билось всего одно слово.
«Альвдис... Альвдис... Альвдис...»
Голова понемногу начинала болеть.
По лесной тропинке в это время шел человек. Он был закутан в черный плащ, из-под капюшона сверкали только глаза. Куда он шел, зачем – неизвестно. Но стоило ему увидеть Сольвейг – он остановился, как вкопанный. Руки его были скрещены на груди, плащ обвис на плечах. Девушка даже не заметила его.
Зато заметил ворон. Тот, что сидел на ветвях. Он громко и звонко, не по рангу обычной хриплой птицы, каркнул.
Юноша подняла глаза на него. Потом вновь посмотрел на девушку.
Сольвейг заметила, наконец, юношу. Она вытерла руку о подол черного платья (многочисленные темные точки на нем говорили о том, что это случается не впервые). Говорить девушка ничего не стала.
Юноша сошел с тропинки и двинулся по сырой траве к девушке. Ворон сорвался с плеча Сольвейг, оставив еще две царапинки на нем. Молодой человек не обратил на него особого внимания. Он подошел вплотную к девушке и скинул капюшон. Сольвейг поглядела на него.
Юное, очень юное лицо. Лет двадцать, не больше. Черты лица очень тонкие, аристократические, прямые. Волосы его были каштанового цвета и доходили до плеч. Глаза сияли, словно два изумруда. Если бы Сольвейг могла читать мысли, она бы вот что услыхала:
«Я нашел... ура, я нашел... Спасибо Богам...»
- Не желаете со мной пройтись?
- Нет. – Сольвейг немного охрипла, она уже давно замерзла.
- Тогда я хочу, чтобы вы пришли... – Юноша подробно рассказал, куда. Настаивать на немедленных гостях он не стал. – И еще... не следует тебе так неосторожно себя вести. Сегодня прошел я. Завтра – инквизитор...
Не добавив ничего, юноша развернулся и двинулся туда, куда шел. Сольвейг проводила его взглядом... Потом поднялась, отряхнула подол платья от веточек и травы. Вороны уже улетели. Посасывая ладонь, Сольвейг поправила плечико и пошла домой.
1263 год, 20 мая.
Сольвейг шла по улице, такой знакомой и родной. А шла она к своему недавнему знакомому... Дорогу тот действительно указал верную.
Он встретил ее на крыльце своего дома. Юноша, двадцати лет от роду. Учтиво подав деве руку, он проводил ее внутрь дома. Там, в высоком, добротном, но побитом молью кресле, сидел мужчина лет пятидесяти.
- Сольвейг, ты действительно рискнешь постигнуть тайное и запретное здесь знание?
Поклонившись, Сольвейг ответила:
- Да.
А потом добавила:
- Учитель.
Мужчина, ничуть не удивившись, сказал:
- Тогда я должен совершить обряд имянаречения, чтобы ты словно бы начала новую жизнь. Отныне ты будешь зваться не Сольвейг. Отныне ты будешь зваться Альвдис.
Тонко, словно струна, зазвенела ниточка судьбы, там, высоко...
Ничем не показав своего удивления, девушка ответила:
- Заменит новое имя старое, станет началом пути моего, а прошлое канет в небытие... – как и подобает в таких случаях.
- Учение начнется завтра. А теперь ты свободна.
Альвдис поклонилась, развернулась и вышла из комнаты. Однако домой не пошла. Отчаянно краснея под красноречивым взглядом, она последовала за юношей в его комнату.
А потом было хорошо.
1263 год, 1 августа.
Ты должна выбрать направление, по которому будешь развиваться. Основы мы с тобой прошли. Альвдис, я знаю, что ты выберешь. Иначе не я был бы твоим наставником.
- Вы, как всегда, правы, учитель.
- Что же... Некромантия. Некромантия представляет магию Смерти, она стоит особняком от Стихий, которые мы совсем недавно прошли и по которым научились двигаться....
1264 год, 19 ноября.
Я стараюсь закрыть глаза. Не получается. Никак. Тот, кого я уважала, превозносила – он сейчас холодным взглядом окидывает толпу, собравшуюся поглазеть на казнь, беснующуюся у помоста. Выхода не было. Его поймали с поличным, прямо на кладбище. Во время очередного ритуала. Череп, с помощью которого Учитель разговаривал с мертвыми, мерцал, искрился и тихо что-то шептал. Отговориться не получиться, ибо галлюцинации не может быть у ста людей разом. Старый некромант, крест-накрест по груди привязанный цепями к толстому бревну, переминался на сухом хворосте, одаривая толпу все более ледяными взглядами.
Уже подходят палачи, несут факелы...
А я не могу закрыть глаза. Он запретил.
«Никогда не люби что-либо так сильно, что не сможешь смотреть, как это умирает».
Вот я и учусь.
Его сына и моего... любовника вчера казнили там, в казематах.
Сухой треск отдается в каждой клеточке моего тела. Кажется, горят не дрова – горю я.
И последний взгляд серых глаз пал на меня. Лед их растаял, а потом их тоже скрыл огонь.
Лед растаял – я выдержала последний экзамен.
1270 год, 25 ноября.
Не хотелось идти домой. Что там делать? Вновь укоряющие взгляды отца, который, тем не менее, не знает, что бы сказать... Не знает – и боится.
Собственную дочь. Неудивительно.
Вот и показалась вдалеке крыша дома, потом и он целиком вынырнул из-за угла.
Сразу пробежал по спине холодок. Такой знакомый... и такой страшный.
Альвдис бросилась вперед бегом. Она не боялась... она не волновалась, не беспокоилась – этих чувств уже почти не осталось. Она просто знала, что случилось, и не хотела в это верить.
Дверь распахнулась сама собой – казалось, Альвдис уже не особо контролировала свою силу. Хотя, конечно это было не так. Сознание было уже давно доминирующим над телом и эмоциями.
Да. Дома она не ночевала. И, как оказалось, вчерашнее беспокойство на кладбище было не из-за негостеприимства Хозяина кладбища...
В добротном, дубовом гробу лежала седая уже женщина. Кожа ее морщинистой не была – мать Альвдис умела следить за собой. Глаза впали, как и щеки. Руки лежали по швам.
Альвдис застыла. Нет, она не была прямо-таки потрясена, не была на грани потери сознания... Нет.
Вчерашняя практика похорон заживо дала о себе знать, девушка не была еще целиком и полностью в этом мире.
Однако то, что вид позавчера еще здоровой матери в гробу ее маленько удивил... это было естественно.
Альвдис подняла глаза. На нее в упор смотрел отец.
- Это все ты... – прошипел он. – Это ты ее довела, ты выродок, сатанинская падаль...
В первый и в последний раз отец позволил себе высказаться прямо...
И ничего, кроме гордости, насмешки, вызова, Альвдис не испытала.
Она прошла мимо отца. Винить его, злиться на него? Нет. Он сейчас расстроен – умерла его жена. Он ее боится. Просто потому, что дочь стала действительно опасным созданием. Кто знает, что у этих магов - некромантов в голове? Да и к тому же Альвдис подвергала опасности всю семью.
Сейчас, правда, уменьшившуюся до двух человек.
Альвдис на мгновение остановилась у гроба, попыталась прислушаться... не обычным слухом, конечно...
Ничего не слышно. Мертвая молчит. И то хорошо, значит, все прошло гладко.
Девушка ушла к себе. Сегодня предстояла бессонная ночь, еще одна...
1270 год, 26 ноября.
Альвдис стояла, опустив голову и нахмурившись. Она не любила отпевание, тем более что мать верующей не была. Но против ветра сейчас идти – себе дороже. Пусть. Может, поможет, и ей там будет проще выйти...
Как же только это утомительно...
Наконец, взвился голос священника, и отпевание закончилось. Теперь пришла пора закапывать...
Но сначала прощание. Альвдис подойдет последней.
Спокойное лицо покойницы. Альвдис поправила ей волосы, наклонилась поцеловать в лоб. При этом она незаметно для других стянула с головы матери венч. Красивую бумагу, с вышивкой...
Незачем мешать духу посторонними обручами.
Венч незаметно попал в карман.
Дальше за дело взялись могильщики. А у отца, впервые за несколько лет, похоже, не было боязни в глазах.
1271 год, 25 ноября
В очередной раз поймала на себе Альвдис суровый взгляд отца. Ровно год назад умерла мать Альвдис. И в течение этого года девушка все яснее чувствовала – ей здесь не место. Следовало уйти сразу после того аутодафе. Однако она зачем-то ждала семь лет. Целых семь лет. На той казни закончился один период жизни чародейки, и начался другой. Вот его стоило начать в другом месте. В свой день рождения, почти неделю назад, Альвдис, наконец, это поняла. Сегодня она исполнит замысел.
Девушка не теряла даром семь лет. Она все глубже и глубже погружалась в магию и некромантию. Альвдис так же поняла, что в ее Мире покоя ей не будет, никогда. Значит, следовало искать иное место. Попасть туда иным способом, кроме как через смерть, девушка-некромант не могла.
Вот и пришло время проверить, правдивы ли те истины, до которых Альвдис доходила сама.
Во втором часу ночи Альвдис, наконец, закончила приготовления. На кладбищенской земле была вычерчена аккуратная, идеальная в своей правильности пентаграмма. На лучах ее стояли свечи. В пятиугольнике, соединяющем внутренние углы, стояла сама Альвдис, а по углам пятиугольника в землю были врыты пять кошачьих черепов.
Не зря кошки славились как отменные ходоки из мира в мир.
По бороздкам пентаграммы текли ручейки крови. Ее крови. Она почему-то не впитывалась в землю.
Альвдис была снежно-бледная. Вороны, сидевшие на ее плечах, приготовились, раскрыли крылья, обняли девушку по груди...
Альвдис упала. Вороны вместе с ней, ни один не сдвинулся с места. Но тела не остались лежать – они потихоньку таяли, исчезали.
Выводы оказались верны.
Свечи горели черным пламенем...
Всю пентаграмму обнаружили утром. Ее быстро разровняли, закрывая тем самым некроманту путь назад. Жители сетовали на то, что негодную девчонку никто не заподозрил, и ее не сожгли ранее. Теперь придется ловить...
Но они, естественно, ошибались. Альвдис больше никогда не появилась ни в городе, ни в его окрестностях.
8. Желаемый статус
Вновь пиковый выпал туз из колоды старых карт...
9. Связь с вами (mail, ICQ; никаких ЛС!!!)
Все есть у админов)
Пинята!-Джессика...
Отредактировано Альвдис (2008-11-11 23:37:05)